Главная >  Публикации 

 

Лесная сказка



– Но ведь они ядовитые! - воскликнула она так, будто вспомнила то главное, до чего никак не могла добраться. - Можно ведь умереть!

– Кто вам это сказал? Бабушка? Вы сами пробовали?

– Ну, конечно, не пробовала... Говорят, люди. Это общеизвестно. Это факт. В книгах об этом написано... - Она развела руками не зная, что еще привести в подтверждение своей информированности и заявляемой компетентности. Он хмыкнул:

– Вы можете умереть и от хлебной крошки, застрявшей в горле. Или съев два килограмма этого самого хлеба.

– Кто ж станет есть столько?

– Да вот и мухоморов вряд ли кто станет или сможет столько съесть.

– А их-то зачем так много?

– Совершенно незачем, просто, чтобы умереть, как вы говорите - мне, правда, не совсем ясно что вы под этим понимаете - надо проглотить тоже минимум килограмма полтора "свежей" массы.

– А зачем их вообще есть? Они что - вкусные? У них есть какие-то особенные вкусовые качества? Неведомый деликатес?..

– Вы действительно никогда ничего не слыхали об этих... мм... бесподобных грибах?

Она округлила глаза, поджала рот и решительно замотала головой, в миг сделавшись символом искренности, правдивости и неведения. Он бросил взгляд на панамку (которую она по-прежнему сжимала в руках, а в этот миг для пущей убедительности прижала к груди), но сдержал усмешку.

– Эти грибы - вовсе никакие не грибы. Это особые силы, это такой народ. Можно, если хочется, называть его волшебным. Они хранят память всей Земли, от динозавров, от сотворения. Они знают все, что есть и все, что будет. Через них можно узнать все, что угодно, от истории пирамид и фараонов до политических прогнозов на ближайшее десятилетие, да что там десятилетие... Вернее, все это знание лежит глубоко в нас. Они только помогают тем, кто хочет знать, тем, кто готов на контакт - как с летающими тарелками, знаете. Они ведь, когда большие, похожи на летающие тарелки, скажем с Марса, согласитесь? Они сами ищут людей, которым это нужно. Но большинство людей не хотят ничего знать - видели как топчут и сбивают эти грибы или просто проходят мимо них? Не обращают внимания? Отсюда вам и "клевета" на них, это идиотское отношение, закрепленное в детских мультиках, рассказах и песенках, несмотря на то, что все детские сады и пионерлагеря буквально утыканы рукотворными изображениями этих самых грибов, - он поставил мешок с мухоморами на землю и, вновь поднимая глаза на женщину добавил: - Но вы то уже попались, вы уже на полпути, - он опять усмехнулся, отдав себе отчет, в каком представлении участвует.

– На полпути? Попалась?.. Я почти ничего не понимаю, но мне... да, мне жутко интересно! Расскажите еще, прошу вас, говорите! Мы так ни разу ни о чем не поговорили в студенчестве, в институте, так давайте хотя бы здесь и теперь о... ну, да, о них... о мухоморах... Мне, правда, жутко интересно. Интересно и жутковато - да, именно так, надо признаться.

Он впервые смерил ее взглядом с ног до головы и отвернулся, глядя куда-то сквозь стволы сосен. Он вдруг испытал сложное чувство - будто огромный разноцветный шар повернулся у него внутри - смесь вполне человеческого счастья, благодарности "Всему", пославшему ему сейчас это существо в облике женщины, имеющей уши, кроме всего прочего, и готовое внимать; и острейшего своего одиночества, своей единичности перед лицом этого же "Всего". Он даже испытал среди всего этого и какую-то совершенно неуместную и вовсе даже нелепую, ничем не оправданную жалость к себе и связанное с ней желание выговориться. Он ни разу никому из людей прежде не рассказывал о своей жизни с этими гномами, жизни среди них, такой реальной, такой доступной в принципе всякому и, одновременно, такой совершенно сказочной, о своем будто бы одиночном путешествии за тридевять земель. А теперь, может быть, за это молчание, за эти верность и преданность именно они послали ему слушателя, который тоже был человеком по (биологическому) виду и более - красивой и явно благосклонной к нему молодой женщиной.

– Пойдемте, - сказал он твердо, беря ее за руку. - Пройдем немного, я знаю место, где будет удобно сесть.

В молчании они прошли с полкилометра и выбрались на склон холма, откуда открывался вид на подобие маленькой долины, где в одной ее части была высеяна какая-то уже всколосившаяся злаковая культура, а все остальное пространство было занято разнотравьем, среди которого вилась узкая, белая, по виду очень твердая проселочная тропа, огибавшая одиноко стоящую сосну с ястребиным гнездом в кроне. С противоположной стороны были такие же лесистые холмы.

– Вот сюда, здесь садитесь, - указал он на небольшой скально-гранитный выход в форме очень удобного уступа. - И на камнях будут расти мухоморы! - Проговорил он полусмеясь и опускаясь на камень.

Некоторое время они провели в молчании, глядя на долинку. Затем он повернулся к ней и спросил:

– Что вы хотите от меня услышать?

– Ну ... как ... Все... Как вы к этому пришли и вообще...

– Вы хотите сказать как они ко мне пришли, - он осторожно взял из ее рук в свои панамку и покрутил на указательном пальце. - Очень просто, проще некуда. Четыре года назад я, скажем так, отдыхал в одном санатории или доме отдыха, неважно как это называть, вон там, - он махнул рукой куда-то за спину. - Вы знаете это место, раньше там был пионерский лагерь, километрах в двух отсюда через лес, но потом экономическая ситуация изменилась, лагеря стали нерентабельными и его превратили в пансионат с санаторным уклоном. Я тогда неважно себя чувствовал - ничего конкретно у меня не болело, а просто общее недомогание, слабость во всем теле, я будто потерял какую-то прежнюю силу - и не было вроде бы никаких явных причин, перенапряжения там или нервных срывов, стрессов. И вот кто-то из знакомых предложил мне путевку, просто пожить пару-тройку недель за городом, в лесу. И я почему-то сразу согласился, хотя прежде никогда ни на какие курорты не ездил. Не помню, наверное мне было все равно. Может я считал: какой-то новый опыт... в таком состоянии можешь ухватиться за все. Но я не знал на что согласился. В пансионате оказалась такая публика, с которой я не ведал как контачить, просто не умел. Меня звали то по грибы, то на рыбалку, то поиграть в волейбол, то даже на танцы. На пятый день я уже жил совершенным затворником, даже в столовую ходил не каждый день. Там оказалась какая-то захудалая библиотека, часть фонда осталась, видимо, еще от пионерского лагеря - и я стал брать стопками всякие старые журналы и читать их у себя в комнате. Иногда я читал до глубокой ночи, порой аж до рассвета - в добавок ко всему у меня появилась бессонница, но какая-то совсем не мучительная. И вот, когда я уже привык к этой новой своей "напасти", смирился с ней, я однажды заснул, вырубился прямо за столом, уронив голову на журнальный разворот и увидел такой сон: под детским грибком-мухомором, какие у нас повсюду в песочницах, под тем самым, что торчал прямо перед нашим жилым корпусом, стоял удивительный маленький ребенок, по виду лет двух, только что научившийся говорить, такой весь совершенно сияющий, в буквальном смысле излучающий золотой свет карапуз

Он открыто и вместе с тем проказливо улыбался, на его морщившееся в улыбке лицо, на эти гримаски, которые он, казалось, не мог остановить было практически невозможно смотреть прямо - как нельзя смотреть прямо на солнце - столько света оно в этих гримасках испускало. Он и был больше всего похож именно на маленькое солнышко - но в прямом смысле, а не в том, что часто подразумевают, говоря о милых детях, хотя и в этих словах есть, конечно, изрядная доля правды. От него шла такая радость, такая чистейшая мощь, такая энергия и беззаботность! Потом, когда мои глаза чуть приноровились, я заметил, что он что-то прячет за спиной, точно так, как это делают все маленькие дети. И едва он по выражению моего лица обнаружил, что я это заметил, он тотчас с веселым и звонким хихиканьем выставил вперед ручку, в которой был маленький яркий, весь как игрушка, свежий мухомор - который, странным образом, поразительно напоминал самого малыша. От мухомора исходили та же сила, свет, озорство и беззаботность.

– Чего ты киснешь здесь, - звонко и ясно, как-то хрустально, что ли, проговорил непонятно кто из них - то ли карапуз, то ли мухомор. - Пошли в лес, там нас много, мы тебя все ждем, будем играть, - он на миг задумался, - в прятки! Ты будешь нас искать и находить, а мы тебе будем всякое рассказывать, мы знаем всякие чудеса! Айда, - звал сияя малыш-мухомор - Ты забудешь всю свою хворь!

Я видимо лишь продолжал изумленно пялиться на то, что было перед моими глазами, потому что карапуз вдруг сказал, будто надувшись:

– Ну ты, книжный червяк! - и при этом из гримас на его лице сделались настоящие, дико извивающиеся дождевые черви, только они тоже были солнечные и от их корчей пошло столько сияния и света, что я закрыл рукой глаза, из которых полились слезы. Вся картина из-за слез расплылась, но не стала от этого менее чудесной и зачаровывающей. - Вот тебе, ладно, если мне не веришь, полистай эту книгу и приходи, когда проспишься, мы будем тебя ждать!

После этих слов и ребенок, и грибок с песочницей исчезли, а у меня перед глазами на том самом столе, за которым я читал журналы и уснул, оказался какой-то здоровенный старинный том - натурально, с застежками, в потертом кожаном переплете. Я открыл книгу и никак не мог понять, откуда она взялась такая, у меня на столе - в библиотеке что ли я ее тоже взял? Потому что за исключением диковинной этой книги, вся обстановка в комнате была той же, что обычно, как наяву. Но в следующую секунду я забыл свои сомнения и раздумья, потому что книга вся оказалась о мухоморах. Там были тексты на всевозможных языках и всевозможными шрифтами: современные, древнерусские, скандинавско-рунические, санскритские, готика, иероглифы ... И я все их понимал без всякого труда! Там имелось еще множество картинок, которые оживали, едва ты концентрировал взгляд на какой-нибудь из них. Все они были либо о жизни самих мухоморов в лесах разных мест Земли, либо об отношениях людей с этими грибами. То была самая настоящая "волшебная книга", о какой я читал "в книгах" - но тогда это меня ничуть не удивляло. Она имела свою силу увеличивать внимание читавшего и его способность к моментальному восприятию - так, что я одолел ее, впитал всю, как мне показалось, за несколько минут. Мое чтение закончилось на том, что я выбрал один из самых простых рецептов и тотчас же запомнил его - он сам будто впечатался в мою память.

Вслед за этим книга исчезла, а вместо, как бы из-под нее, возник тот самый журнал, который я читал и над которым "отключился", открытый на том самом месте, до которого я дошел.

Несколько мгновения я ошарашено искал книгу, шарил руками по столу и под столом, ходил даже по комнате, заглядывая во все углы, пока не остановился у окна. За стеклом был рассвет, в десяти метрах от оконной рамы торчал тот чуть покосившийся над песочницей грибок-мухомор, и за ним, как бы на его фоне, точнее , наоборот, как фон, фоном для него я видел нескольких человек - отдыхающих, "ранних пташек", топавших гуськом с корзинками и пакетами в руках в лес, по грибы.

Я усмехнулся и вдруг остро пожалел их - они представились мне какими-то тенями, призраками, гонимыми чем-то неизвестно куда и неизвестно зачем: они полагали, что "за грибами", потому что знали о таком заделье, о таком подходящем де отпускникам, людям на отдыхе достойном "времяпрепровождении",- он перевел дыхание и бросил взгляд на корзинку своей слушательницы, затем на нее саму: она сидела, повернувшись к нему вполоборота, рот ее был приоткрыт, глаза округлены и блестели, и вообще она была, что называется, под впечатлением, вся внимание; ему даже показалось, что ее ушки под распустившимися волосами чуть оттопырились и навострились. Он вновь обратился невидящим взором на долину внизу и продолжал:

– Я смотрел в удаляющиеся спины тем людям , "грибникам", и чувствовал, что все разом изменилось в моей жизни, что я больше никак не связан ни с ними, ни вообще с людьми, что я ушел от них, из этого мира, выскользнул из-под его власти, из сетей его обязательств и отношений. Видение того светящегося ребенка сделало то, что я сам вновь стал ребенком - проказливым, любопытным, безбоязненным, не знающим что такое этот мир и его страхи. И я знал, что вскоре, в тихий-тихий, в "мертвый" час, когда все люди после обеда будут спать, пойду, как звал меня тот малыш, в этот же самый лес, наберу мухоморов и сделаю все в соответствии с рецептом из книги - неважно приснилась она мне или нет, мухоморы-то, я знал, точно росли в этом лесу, самые настоящие, ядреные, как "в книжках"! Главным, самым убедительным было для меня не то, что я прикоснулся к какому-то "тайному" или "волшебному" знанию - хотя и так можно вполне корректно сказать - но что я просто получил подарок, как ребенок от новогоднего гнома, в самом прямом смысле из-под елки. Подарок был самым что ни на есть сказочным, однако при этом в нем не было ничего потустороннего или необычного - я прекрасно знал, что в наших лесах наверняка растут эти пре-красные грибы, их там много, я их там прежде десятки раз видел, а вот теперь впервые обратил на них внимание как на нечто особенное. И в этом и было все волшебство, весь фокус - то, что мне на Земле стало нужным то, что было не нужно прежде, то, что очень мало кого интересует.

У меня не было и никаких мыслей в русле того, что это де "соблазн" или "искушение" - я не был знаком с религиозной литературой и не был набожным. Да даже если бы и был, ничего бы не изменилось - мне было бы все равно, как все равно детям, которым взрослые говорят "нельзя", а те делают себе. Меня восхищало, приводило в восторг именно то, что мне обещана и меня ждет встреча не с какими-то там инопланетянами, гуманоидами и т.п., а с самыми обыкновенными, знакомыми с детства, растущими в этом вот лесу грибами - хотя они-то и есть, я знаю, самые настоящие инопланетяне!.. Нет, впрочем и мы сами, если уж на то пошло... И я знал, что сделаю настой, выдержу его сколько требуется и выпью - даже зная "взрослым", трезвым, точнее, не-сонным умом, что это "отрава". Повторяю, мне все сделалось безразличным, меня не заботило, умру я, выпив этого настоя, или нет, потому что я все равно уже умер для всего прежнего; я действительно пережил смерть, сколь бы невозможно и странно это ни звучало...

Он вздохнул и посмотрел на женщину, сидевшую не шелохнувшись. Затем перевел глаза на долину. В ней стояла удивительная тишина - ни один травяной стебель, ни один цветок не колыхался, словно растения и сама земля тоже слушали его речь и были зачарованы рассказом - а в небе, невысоко, бездвижно, парили, медленно сближаясь, одинокое белое облако и столь же одиночный черный ястреб.

Он закрыл глаза и, оттянув левой рукой нижнюю губу, с чмоком объявил:

– Вот и все.

– А дальше? - выдохнула женщина.

– Что - дальше? Дальше все как по маслу, как решил. Собрал, приготовил, выпил...

– И что вы испытали, что видели?

– О-о-о! - Он откинулся назад. - Много чего. Сейчас всего точно не вспомнишь. С тех пор я все время что-нибудь всюду вижу. Но вы, если попробуете, можете увидеть все совсем другое, это зависит от того, какая вы есть. А то, какая вы есть вы можете узнать, только попробовав - такой фокус. Большую часть жизни вы сами по-настоящему не знаете, чего вы "по жизни", по животу, по самому нутру хотите. Мухоморы - это те же люди, тот же народ, а мы, люди, такие же грибы для них, они через нас получают знание, как мы через них. Все дело во встрече, в полном взаимопроникновении, в превращении друг в друга. Да, я, конечно, был самим мухомором: чувствовал свои шляпку, тело, такое белое и упругое, ножку, "юбочку". Узнал, как они растут в лесу, по какой "схеме" - такой развернутый, можно сказать, греческий квадрат. Теперь у меня нет проблем с их отысканием. Они сами ко мне выходят, когда я к ним выхожу, как вы, - он быстро, в упор посмотрел на женщину. - Или они приходят ко мне домой, прямо в город, конечно, большей частью во сне: видишь, как они растут возле самого подъезда, или зимой появляются из-под снега, это такое зрелище!.. Есть-пить - если неохота - уже не надо, они уже приручены, как некогда дикие зверьки, они становятся ручными, они тебе вручили себя и доверились. Достаточно, как я уже сказал, просто бывать среди них, собирать их. И это все, понимаете, просто за то, что я обратил на них внимание, открыл на них глаза, точнее не дал себе закрыть их, после того, как мне их открыли - не спрятался за разумные соображения, не умертвил все здравым смыслом. И это же все так просто, так очевидно. Мухоморы самые яркие, самые красивые, то есть самые красные и нарядные грибы не только у нас, но и вообще на Земле! Самые привлекательные. И тем не менее мы отворачиваемся именно от них. Мы в них за эту откровенность и притягательность подозреваем что-то недоброе, то есть не мы, а "люди". И при этом все детские площадки и сады пестрят их всевозможными изображениями, но никому почему-то в голову не придет задуматься почему это так или взять и сунуть нос в эту картинку, как Буратино! Вот и остаются с носом... Конечно, мухоморы - не единственное, к чему так относятся "нормальные" люди; ко всему так люди относятся - ненормальные. Вместо мухоморов может быть в принципе что угодно, просто у меня вот... мухоморы, - он похлопал по боку полиэтиленового пакета. - А теперь и у вас немного - со смехом вымолвил он и, потянувшись, надел ей на голову панамку. - Вы тоже околпачены или можете считать, что я вас околпачил, старый мухомор...

Женщина не двигалась, не отстранялась, сидела как загипнотизированная. Он снял с ее головы руки и обхватил ими свои колени, подтянув их к подбородку:

– Вот вам ваш поход "по грибочки". Можете считать, что это во сне, и я для вас - тот самый проказливый ребенок, разве что не свечусь и не сияю...

Она осторожно, медленно, словно размораживаясь, растянула рот в улыбке.

– Ну, и кто вы теперь? - с расстановкой, будто испытывая голос, проговорила она. - Кем вы себя считаете: магом? знахарем?..

Он пожал плечами и развел руками, как бы охватывая всю округу, все видимое и, одновременно, открываясь этому:

– Не знаю. Какая разница. Называйте, как хотите, если вам надо. Когда-то я верил, что я, как все, человек. Потом, на полном серьезе, думал, что я - гриб, мухомор. Теперь у меня давно чувство, что я - просто все это, все, - он вновь обвел картину перед глазами. - Знаете, кто я? Дед Пихто... А вы, соответственно, по крайней мере на сегодня, Бабушка Никто, - он прищурил глаза. - Попробуйте ощутить себя ею!

Он было умолк, но вдруг с неожиданным для себя жаром выпалил:

– Сейчас всюду много говорят о Боге, о Церкви, о Космосе. Все это, конечно, очень здорово, все это хорошо, но вот я здесь, Дед Пихто, говорю вам, сидя на этом камне, рядом с мешком мухоморов, что можно и не ходить так далеко, не надо за этим - он опять обвел рукой круг, - никуда ходить, все здесь: природа, лес, грибы, - он осекся и замолчал, с новой остротой вспомнив и осознав, что все это мухоморный спектакль, что он втолковывает это лишь по человеческой еще видимости женщине - а на самом деле всей этой природе, этой земле, которой не нужны ни слова, ни мысли, ни восклицания; которая слышит и знает все без слов. И что, как не женщина, была большей, наиболее родной частью Природы, Земли?! Женщина, которая, по поговорке, "любит ушами"?!..

Он закрыл глаза, откинулся и дал себе, разбросав по сторонам руки, упасть спиной, плашмя на землю. Он почувствовал, что вся ситуация, когда он, наконец, якобы по ее просьбе, выговорился, резко изменилась; почувствовал что происходит, к чему идет. Ситуация менялась стремительно и впрямь, как во сне. А сон оказывался эротическим.

За мгновение до кончины он понял, что уйдет сейчас семенем в эту женщину как в землю, в могилу и там зародится ребенком, тем самым, который являлся ему во сне. В миг скончания он испытал сильнейшую агонию, толчок во всем теле, который заставил его потерять прежнее сознание, последней вспышкой которого он успел вспомнить, что именно так швыряет человека куда-то в неведомое силой мухоморов - и не надо бояться, надо отдаться этому, предаться, положиться на эту силу..

Далее:

 

Уход за комбинированной кожей.

Диагностика.

Комплекс упражнений "здравствуй, солнце!".

Лекарственные средства тибетской медицины.

2. Психотерапевтическое поведение.

Формирование здорового образа жизни.

Полемика: полезен ли секс для вашего здоровья?.

 

Главная >  Публикации 


0.0011