|
| |
|
Главная > Публикации
Глава II Исходные психологические предпосылки и гипотезы• приобретенных особенностей. Все это, несомненно, ключевые моменты, важнейшие функции личности, понимаемой в таком случае в качестве «управителя» психических процессов и отношений. Однако по-прежнему остается вопрос: чему в конце концов служит личность, несет ли она в себе самой свою конечную цель или ее служба — средство достижения чего-то большего? Первое обозначало бы растворение понятия личности в понятии человека, понимание личности как высшего проявления, конечной цели и олицетворения человека, и отсюда, в частности, представление о личности как об идеале, вершине, доступной далеко не каждому. Второе возвращает к уже поставленной выше задаче: выяснению того, чему, если не только самой себе, не «личности ради личности», служит ее особая, сверхчувственная, системная и т. д. организация. Для рассмотрения этого, крайне важного для контекста данной книги, положения продолжим прерванный на время ход наших основных рассуждений. Напомним, что в качестве ведущего, определяющего для собственно человеческого, т. е. специфического и, следовательно, нормального, на наш взгляд, для человека, развития рассматривался процесс самоосуществления, предметом которого становится всеобщая родовая человеческая сущность, стремление к приобщению, слиянию с ней и обретению тем самым всей возможной полноты своего существования как человека. Реализация этого стремления возможна лишь через последовательное развитие определенного рода отношения к Другому человеку (как к самоценности, но не как к средству), способностей к целетворящей деятельности (в противовес деятельности только причинно обусловленной), свободному волепроявлению (в противовес пассивной зависимости) и т. п. Это развитие, хотя, безусловно, требует определенных внешних и внутренних условий *, никогда не идет спонтанно, как развертывание некоего инстинкта, но всегда есть процесс непрекращающегося самопроектирования и самостроительства. Специально подчеркнем — непрекращающегося, т. е. идущего не по пути привычных взаимоотношений архитектурного бюро и строительной конторы (сначала — проект, потом, после его утверждения,— стройка, затем уже готовое здание передается в практическое пользование), а по пути беспрестанных, на ходу идущих поправок и переиначиваний проекта, побочных отвлечении от него **, иногда заведомо фантастичных, сделанных ради пробы и эксперимента, и одновременно с этим идущих все новых, часто отрицающих прежние способов, приемов и направлений строительства, бесконечных перестроек, достраивании, частичных, а иногда и полных разрушений сделанного, так что здание поэтому никогда не бывает законченным «под ключ», раз и навсегда переданным в пользование. Такого рода процесс самоосуществления требует постоянных усилий, направленных к его побуждению и движению, к обнаружению себя именно в этой, а не в другой точке выбранного пути, к сравнению намеченного и сделанного, наличного и должного» будущего и настоящего. Если любое животное, будь то заяц или лев, проснувшись, сразу найдет себя зайцем или львом, а не кем иным, то человек ежедневно, если не ежечасно, осуществляет выбор, выбор себя, и, даже если перед нами по видимости совершенно тот же человек, с такими же взглядами и манерами, как вчера и год назад, все равно это продукт выбора себя, выбора и отстаивания именно такого, а не какого-либо иного из множества доступных данному человеку образов-Я и способов поведения. Конечно, существуют внутренние установки разных * Проблему соотношения этих условий, соотношения биологического, психологического и социального при нормальном и аномальном развитии личности, мы будем обсуждать в следующей главе ** «Параллельно «видимой», «единственной» жизни,— замечает Н В Наумова,— тянутся психологическим, ценностным и поведенческим пунктиром жизни другие Человек внутренне как бы проигрывает нескочько жизненных сценариев и стратегий»68 уровней, роль которых в психической жизни чрезвычайно велика (основная заслуга в изучении установок по праву принадлежит грузинской школе психологов, основанной Д. Н. Узнадзе). Мы склонны, однако, согласиться с А. Г. Асмоловым в том, что главная роль установки — это сохранение процесса, поддержание избранного направления деятельности 69. Иными словами, это не более, хотя и не менее, чем инерция, т. е. не движитель, а маховик, придающий в зависимости от своих характеристик (мы говорим, например, об инертности психических процессов или об их лабильности) большую или меньшую устойчивость движению в целом, которое для сколь-нибудь длительного, незатухающего продолжения нуждается в постоянном отстаивании перед собой и людьми, во внутреннем утверждении, в оправдании выбора. Отстаивание это может быть конечно же существенно разным — и активным, и пассивным, и сознательным, и неосознанным,— но именно оно составляет стержень самосознания, основу позиции человека. Знаменитые слова Гете: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой» — носят поэтому отнюдь не метафорический, а прямой психологический смысл: и счастье, и свободу человек не может завоевать раз и навсегда, на всю оставшуюся жизнь, он (и это единственный путь) должен завоевывать, отстаивать их ежедневно *. Так что, проснувшись утром, человек * Заметим для полноты, что мысль о необходимости постоянной, ежедневной внутренней борьбы за «человека в человеке» была всегда чрезвычайно близка представителям русской классической литературы Ф М Достоевский писал, например, что «все дело-то человеческое, кажется, действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик*» Эта традиция с честью продолжена в современной отечественной литературе Она ярко обосновывается и у ряда современных философов Приведем, например, следующие слова М К Мамардашвили, в которых речь идет о краткости тех мгновений, когда «молнией, на одну секунду» нам открывается ощущение устройства мира, его лада «И если,— пишет философ,— мы упустили эту секунду и не расширили работой этот открывшийся интервал, то ничему не быть, ибо, по метафизическому закону, все необратимо и не сделанное нами никогда не будет сделано То, что ты оказался здесь, это только ты оказался здесь, только ты мог понять в том, что только тебе посветило Ты ни на кого другого не можешь положиться, никто другой тебе не может помочь, и ты не можешь положиться ни на будущее, ни на вчерашнее, ни на разделение труда, что мы, мол, вместе сплотимся и разберемся Не разберемся И лишь упустим часть мира в полное небытие» 70 не просто продолжает с той же точки остановившуюся на время сна активную жизнь, словно кем-то заведенный механизм, но выбирает, оправдывает, намечает свои пути осуществления, «заячьи» и «львиные» в том числе *. Это самостроительство в себе человека, способность и возможность такого самостроительства подразумевают наличие некоего психологического орудия, «органа», постоянно и ежечасно координирующего и направляющего этот невиданный, не имеющий аналогов в живой природе процесс Этим «органом» и является личность человека. Таким образом, личность как специфическая, не сводимая к другим измерениям (темпераменту, индивидным свойствам и т. п.) конструкция не является самодостаточной, в себе самой несущей конечный смысл своего существования. Смысл этот обретается в зависимости от складывающихся отношений, связей с сущностными характеристиками человеческого бытия. Иначе говоря, сущность личности и сущность человека отделены друг от друга тем, что первое есть способ, инструмент, средство организации достижения второго, и, значит, первое получает смысл и оправдание во втором, тогда как второе в самом себе несет свое высшее оправдание. Действует, любит, ненавидит, борется не личность, а человек, обладающий личностью, через нее, особым, только ему присущим образом организующий свою деятельность, любовь, ненависть и борьбу. Отсюда и характеристика личности, ее «нормальность» или «аномальность» зависят от того, как служит она человеку, способствуют ли ее позиция, конкретная организация и направленность приобщению к ро- * Приведем, справедливости ради, по-видимому не согласное с нашим, мнение американского философа А Грюнбаума «Я никогда не просыпаюсь совершенно свободным от каких либо мыслей и не спрашиваю свое чистое сознание «Какими мотивами я наполню свое сознание в это утро? Будут ли это устремления типа Аль Каноне или Альберта Швейцера^»» 7' С психологической точки зрения ни о какой «чистоте сознания» речи, конечно, быть не может — оно полно прежде накатанных мотивов и установок Мы говорим лишь о том, что при всей важности и несомненной силе этого инерционного момента сам по себе он не может единственно объяснить и оправдать поведение, ибо за каждым актом последнего лежит принципиаль ная возможность, а часто необходимость жизненного выбора, поэто му, даже когда поведение предстает как сугубо преемственное и реактивное, за ним на деле скрываются разные формы и степени активного (т е содержащего выбор) отстаивания именно такого, а не иного пути повой человеческой сущности или, напротив, разобщают с этой сущностью, запутывают и усложняют связи с ней. Итак, к прежде сформулированному представлению о нормальном развитии как пути обретения человеческой сущности нам остается добавить представление о личности как инструменте, способе конкретной организации этого пути. А поскольку центральным, системообразующим является здесь отношение к другому человеку, к другим людям, то, не претендуя на строгое и всеобъемлющее определение, но выделяя, подчеркивая один, хотя и чрезвычайно важный, на наш взгляд, аспект — подход к проблеме личности,— сформулируем теперь следующее исходное положение. Стать личностью — значит, во-первых, занять определенную жизненную, прежде всего межлюдскую нравственную, позицию; во-вторых, в достаточной степени осознавать ее и нести за нее ответственность; в-третьих, утверждать ее своими поступками, делами, всей своей жизнью. И хотя эта жизненная позиция выработана самим субъектом, принадлежит ему и глубоко пристрастна (если не сказать — выстрадана им), тем не менее по своему объективному значению она есть принадлежность человеческого общества, продукт и одновременно причина общественных межлюдских связей и отношений. Поэтому истоки личности, ее ценность, наконец, добрая или дурная о ней слава в конечном итоге определяются тем общественным, нравственным значением, которое она действительно являет (или являла) своей жизнью. Из предложенного рассмотрения вытекает целый ряд выводов и следствий. Кратко обозначим лишь два из них — наиболее важные и непосредственно относящиеся к теме данной книги Первое. Понимание личности не должно иметь значение лишь идеала; личность — рабочий инструмент человеческого развития, хотя, разумеется, инструмент этот может быть «плохим», «очень плохим» и даже «никудышным», равно как «хорошим», «очень хорошим» и даже «идеальным» — в зависимости от того, как он служит своему назначению. Поэтому, когда говорят, что личностью является далеко не каждый, а лишь некоторые, наиболее продвинутые и выдающиеся, за этим лежит подмена сущносги личности сущностью человека. Да, человек, скажем мы, должен сделаться Человеком,- и это действительно удается пока далеко не каждому, и одна из причин тому — недостатки, аномалии личности как инструмента и способа организации этого движения. Поэтому надобно не «лишать» человека личности, не рассматривать ее как доступный лишь избранным приз за успешное развитие, а понять, что в присущей данному человеку организации личности мешает выделке его в Человека. Второе. Понимание человека как самоценности, как способного к развитию вне любых «заранее установленных масштабов» — великая заслуга философской мысли. Но психология, как правило, не может прямо и непосредственно приступить к изучению этих и других умопостигаемых сущностных свойств. Хотя нельзя сказать, что здесь нет и определенных достижений. Как справедливо отмечает И. С. Кон, целый ряд категорий, которые еще недавно считались отвлеченно-философскими и чуть ли не идеалистическими (эмпатия, например), сегодня прочно вошли в арсенал психологии. Даже такое, казалось бы, «мистическое явление», как трансцендирование, нашло в известной степени научный эквивалент в понятии «надситуативная активность» 72. Совершенно ясно, однако, что мы пока находимся лишь в самом начале пути психологического освоения богатства философской мысли. Сложностей на этом пути, конечно, немало, но едва ли не главная, на наш взгляд, кроется в следующем. Психология как позитивная наука прилагает себя лишь к тем проявлениям человека, которые можно представить как относительно постоянные и устойчивые в своих характеристиках и доступные тем самым объективному, научному, т. е. фиксируемому, конечному (пусть с той или иной долей приближения), описанию и анализу. Однако такое описание, т. е. попытка мерой измерить безмерное, установить масштаб явления безмасштабного, заранее противоречит человеческой сущности. Предложенное понимание позволяет подойти к решению этого противоречия и увидеть взаимосвязь и взаимозависимость общефилософского и конкретно-психологического подходов. Объектом психологического изучения в этом случае становится личность человека, которая, будучи способом организации достижения человеческой сущности, приобщения, овладения сущностными силами, сама по себе не является безмасштабной — ее масштаб и границы определены тем вышележащим уровнем, к достижению которого она направлена. Психология, таким образом, нуждается в философском анализе, ибо без него теряется понимание общего смысла и назначения тех механизмов и процессов, которые она изучает. Поэтому глубоко заблуждаются те, кто полагает, что психолог не должен отвлекаться от своих экспериментов, практики, клиники и делать экскурсы в другие области знания, выходить за рамки своих (благо их всегда в избытке) специальных задач. Должен, ибо это совершенно необходимо ему для осмысленного продвижения в решении тех же специальных, узкопрофессиональных задач. При этом психологу не надо тешить себя надеждой, что он сразу найдет в готовом виде то, что ищет, все без исключения нужные «секреты» и объяснения. Он найдет положения, которые, несмотря на всю их ценность, надо еще уметь приладить, применить в своей области. Ни философ, ни этик, ни методолог науки не могут сделать это за психолога, поскольку они не обладают профессиональным пониманием специфики психологического исследования. И пусть одобрением на этом пути послужат следующие слова выдающегося французского психолога Пьера Жане: «Ограниченность разума и узость специализации никогда не являются достоинствами, и это приводит к плачевным результатам особенно тогда, когда занимаются психологией... В психологических исследованиях, напротив, необходимы универсальный характер исследователя, его способность к обобщениям...» 73 Философия в свою очередь нуждается в данных психологии, ибо без них ее общие представления могут утратить связь, оказаться несообразующимися с реальностью психической жизни, ее закономерностями. Философия и психология, видим мы, необходимо взаимосвязаны в изучении человека, и если психологические данные обретают через философию смысл, то данные философские обретают через психологию почву. Теперь, когда в самых общих чертах выяснены философские основания и смысл проблемы нормы, настало время приблизиться к психологической почве — перейти к изложению исходных предпосылок и гипотез исследования и, далее, к описанию его конкретных методов. Иначе говоря, от уровня общефилософского перейти к уровню конкретно-научному, т. е. следовать принятой логике восхождения от абстрактного к конкретному. Глава II Исходные психологические предпосылки и гипотезы1. Вводные замечания Знакомство с современным состоянием психологии личности обнаруживает отсутствие какой-либо однозначности, элементарной согласованности в понимании самого термина «личность». Мы уже обращали внимание в прошлой главе на частое смешение понятия «личность» с понятиями «индивид», «человек», «индивидуальность», «темперамент», «характер», «субъект» и т. п., причем каждый исследователь привносит в это смешение свой особый акцент, долю своего понимания (или непонимания), что еще более увеличивает пестроту взглядов. Понятие «личность» как бы разбрелось по всем разделам психологической науки, стало расхожим, часто повторяемым. Любопытно заметить в этом плане, что обсуждение проблем личности даже в профессиональном кругу психологов (например, на кафедре общей психологии факультета психологии Московского университета, где работает автор) резко отличается от обсуждения проблем психофизиологии, восприятия или памяти. Если во втором случае спор обычно локализуется между непосредственными специалистами в данной узкой области, тогда как остальные, и прежде всего «личностники», занимают позицию сторонних наблюдателей, не решающихся высказать свое мнение в силу его заведомой некомпетентности, то в первом случае буквально каждый — специалист ли он в области исследования личности или нет — активно вступает в обсуждение и считает себя вполне компетентным для спора и утверждения (часто категорического) своего мнения. Истоки такого отношения к проблеме личности в общем вполне понятны и объяснимы. В отличие, скажем, от исследования движений глаз или оперативной памяти проблема личности интересует всех, но в то же время является необыкновенно широкой, сложной и многомерной. Эта многомерность отражена уже в самом богатстве языковых возможностей описания личности. Олпорт и Одберг обнаружили, например, в английском языке 17 тыс. слов, с помощью которых можно охарактеризовать поведение, относящееся к личности, из них 4505 являются названием черт как таковых; Клагес насчитал 4 тыс. таких слов в немецком языке, а Баумгартен, выбравший более строгие критерии,— 1093.' К. К. Платонов считает, что только в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова среди 52 тыс. включенных в него слов 1548 определяют свойства личности; по его же данным, в грузинском языке таких слов еще больше — около 4 тыс. Как же возможно учесть все это обилие красок, их смешение, оттенки, полутона и найти то, что существенно для конкретного понимания личности, для выявления предмета ее психологического изучения? Наиболее очевидным и едва ли не единственным путем поиска ответа часто считается путь исследования тех или иных отдельных черт личности и их последующего соотнесения между собой. Согласно этому направлению, надо внимательно изучить и описать все детали, а затем уже составлять общее представление о конструкции в целом. Однако, несмотря на всю, казалось бы, разумность, такой подход продемонстрировал по сути его полную несостоятельность. Архивы психологии стали необозримыми, они буквально переполнены данными, полученными с помощью экспериментов, опросников, тестов, наблюдений и т. п. Но чем более накапливается фактов, тем очевиднее становится, что, ни взятые сами по себе, ни в своей совокупности, они не способны дать представление о целостной живой человеческой личности. Из этих данных можно было бы вполне составить обширную многоплановую экспозицию, целый «музей» психологических черт и механизмов, но сама фигура личности как таковая в этом «музее» явно бы отсутствовала, причем для полноты образа добавим, что устроителей такого «музея» — психологов, изучающих личность,— это обстоятельство практически мало бы смущало и единственное, чем бы они были серьезно озабочены,— это изысканием новых площадей (т. е. научных журналов, лабораторий и т. п.) для размещения и представления результатов своих очередных изысканий и опытов, направленных на поиск еще одной (n+1-й) детали неизвестного целого. Следование психологов по этому пути было, конечно, не результатом их личного заблуждения, а следствием вполне определенных исторических причин. Мы уже говорили в предыдущей главе, что, отделившись от философии, психология в стремлении стать самостоятельной наукой обратилась прежде всего к опыту естественных дисциплин. Это выразилось, в частности, в заимствовании моделей научного исследования, образцов методологического подхода. Одна из таких моделей состояла в том, что последовательное и полное изучение отдельных частей некоторой системы, их взаимных связей приводит к познанию всей системы в целом. Однако, как показал еще Кант, это может быть верно на уровне механических систем. На уровне живых систем такая модель не работает. Здесь целое определяет части, а не части целое. Функция и назначение отдельных частей и деталей могут быть поняты только в свете целостного представления Далее:
 70-Я лекция. Лечебная поза-движение при болях в верхнелопаточной области. Связка 2. Второе малое солнечное кольцо. Глава VI феномен бондинга - основа гармонии. Популяция как гомеостат. Мантра «ом». 53 Способствуют ли соки срастанию костей? вот ответ на этот вопрос!.Главная > Публикации 0.0162 |
